Святая месть
Её к кресту гвоздями прибивали,
И, надругавшись грубо н6ад душой,
В табличке алой кровью написали,
Что самый-самый враг она большой.
И с надписью такой она висела,
Как в древности распятый Иисус.
Всем виделось на просто её тело,
Всем виделось поруганная Русь.
И набежавшая слеза давила,
И руки сами брали автомат.
Откуда, неизвестно, брались силы,
У молодых, обиженных солдат.
И потому до самого Рейхстага,
Ребята шли
с надеждой отомстить.
И память заносилась на бумагу,
Чтоб вечность этой памятью пронзить!
1985 г.
Сердце моё – набат
Сердце стучит бешено,
сердце моё – набат.
Боль моя гневом взвешена, – в сто
и тысячу крат.
Память моя неуёмная, мозг не спросясь сверлит;
Пасть крематория чёрная,
пепел, вкраплённый в гранит.
Пуля свинцовая,
жгучая.
Атомный гриб – смерть.
Жить не даёт, мучает
ужасов круговерть.
Люди, прошу вас, помните!
Живите памятью той.
Что фотографией в комнате, а раме висит простой.
Что на тропе безоблачной,
ночью и светлым днём,
На обелисках строчено ярким – живым огнём.
Вашим ребёнком крохотным я заклиная вас:
Не забывайте,
помните,
прошлого каждый час!
Люди! Живите думая,
слушая пульс Земли!
Будьте не слишком грубыми, в море ведя корабли.
Не становитесь жестокими, неба сверля синь!
Стать не спешите доками,
врезаясь в пласты глубин.
Сердце грохочет с силою – меди гулкой подстать:
Люди! Любите милую,
мудрую – Родину мать!
Не позволяйте извергам хлестать словесным кнутом:
Помните! Пусть и изредка –
без Родины мы – ничто!
1998 г.
ВЫСОТА
Два дня на высоте. Бои без передышки.
В ушах гудит снарядов дикий вой.
Фашистам нет числа (ни дна им, ни покрышки),
У нас всегда так на передовой.
Все стерла память: место, время суток.
Остался долг – родная сторона.
Кормилица – земля… И вовсе не до шуток…
А позади, в тылу: весна,
друзья,
жена.
Внизу, под высотой, у неглубокой речки,
Беленые дома скрывает бугорок.
Ах, если б не война! С баяном у крылечка,
Я посидел бы в тихий вечерок.
Вдруг танк ползет.
И сразу напряженье,
Все нервы будто связаны узлом.
«Да сколько же испытывать терпенье?
Клянусь, тебя отправлю я на слом!»
На долю мига встали перед взглядом:
Старушка мать, любимая жена.
А на фото сын Сашка, вот он – рядом!
Простите, дорогие, но война!
И вот сжимаясь яростной пружиной,
Я в цель мечу, под звуки канонад,
Как бы себя, в бездушную машину,
Пять туго перевязанных гранат.
Бросок… Но мимо! Смесь я зажигаю,
Движение осталось для броска.
Но пуля - дура жидкость разрывает,
И пламенем охвачена рука.
Рябит в глазах. Я весь свечой пылаю.
Прошу природу:
- дай мне сил на миг! –
Уже другой рукою смесь сжимаю…
Бросок вперед… И танк огнем залит.
Горю с фашистом. Сердце растворяясь,
Благодарит за выполненный долг.
За то, что ни на миг не расслабляясь,
Пойти на смерть сознательно я смог.
ПАЛАЧ - Лицом к стене! Ружье на изготовку! –
Сказал фашист – молоденький палач.
И огрызнулась пламенем винтовка,
И сдавленным комком пронесся плач.
Распялось тело на бетонных плитах,
У тишины остался крик в ушах.
Погибла жизнь, она была убита,
Из тела вышла чистая душа.
И над землей она скорбя взлетела:
- О, горе мне! – шептала, - Как мне быть?
Не сберегла его, не доглядела!
А без него и часа не прожить!
Он был хороший, очень добрый, Колька!
Мечтал поэтом настоящим стать.
Еще пожил бы, сочинил бы столько…
Он жизни смысл лишь начал понимать!
Ему любовь и счастье я желала!.. –
А в это время бессердечный тать,
Платочком с сапога стер сгусток алый…
Ему на Кольку было наплевать.